Сорвался я, братцы... Расчехлил перо. Навеяно недавним общением с боевыми товарищами...
Посвящается всем, кто третий тост пьет за тех кто в море.
Комитету солдатских матерей и правозащитникам к прочтению не рекомендовано.

Махоня и новый зам

Лейтенант Федотов картинно смял пустую пачку «Космоса» и прицельно отправил ее в иллюминатор. Затем он откинулся на спинку, затянулся и нарисовал несколько дымных колец перед собой.
-Так значит, говоришь, стукнулся? Сам? Нечаянно?
Перед лейтенантом стоял навытяжку его торпедист матрос Махоня. Трансформация узбекской фамилии в Махоню давно к нему прикипела и стала как родной. Махоня – он и есть Махоня. На левой скуле Махони ярко горел свежий жирный синяк. Не бил Махоню только ленивый. Даже свои годочки норовили сорвать свои унижения на еще более слабом.  Флот он слабость не прощает… Лейтенант Федотов, командир БЧ-3 крейсерской атомной подводной лодки «К-…» сидел злой. Такой злой, что самому было страшно.
- Так, значит, говоришь, стукнуся?
- Так точно, товарищ лейтенант.
- Сам?
- Сам. Нечаянно.
Окурок отправился в иллюминатор плавказармы вслед за опустевшей пачкой. Лейтенант встал. Лейтенант сделал страшное лицо и с налитыми кровью глазами кинулся на матроса. Лейтенантские лапищи обхватили худую шею матроса.
- Я тебя задушу, Махоня! Все, ты труп! Ты меня достал напрочь! Сууука!!! Кто? Говори кто тебя бил? Кто?
- Ааааааааа…. – заверещал торпедист, в коленях у него послабело, сердце объял животный ужас, а из глаз хлынули слезы… - Скажу, скажу, все скажу…
Показания Махоня дал в лучших традициях времен железного наркома Ежова. Все как на духу. Лейтенант Федотов подумал. Он думал ровно две минуты. Потом он принял меры. Какие, Вы спросите, может принять меры к наведению нужного порядка офицер, проживающий на плавказарме вместе с командой лодки? Офицер, у которого на берегу, ни дома, ни семьи, вся жизнь которого уже второй год  протекает либо в прочном корпусе, либо на плавказарме. Меры были приняты адекватные ситуации и жизнь суровая покатилась дальше. Тут надо сказать, что в целом флотская жизнь на сказку похожа мало. Поэтому ничего удивительного не было в том, что через два месяца Махоня предстал перед ясным лейтенантским взором с распухшим фиолетовым ухом.
- Так-с. После ужина зайдешь ко мне, голубь лесной.
На этот раз Махоня решил молчать до конца. Лейтенант это понял сразу. Лейтенант поджал губы и задумчиво сжимал и разжимал свои большие кулаки.
- А чего это у нас тут за гости? – в каюту ввалился новый зам – капитан-лейтенант Волков. Зам пришел с надводного корабля месяц тому. По причине недавнего перевода на лодку, зам был подселен на постоянное место жительство в каюту ПКЗ к минеру Федотову. Семья зама  обитала где-то на материке в ожидании хоть какого-нибудь угла в славном переполненном гарнизоне. Зам был неправильный. Зам понимал, что политика партии – это политика партии, а жизнь – это жизнь. Он почти сразу заставил себя уважать и офицеров и матросов. Причем матросы уважали зама с оттенком любви и страха.
- По какому вопросу у нас топчется этот героический матрос? – переиначил свой вопрос Волков.
- Да вот, сука, молчит, кто его отоварил! Не знаю, что с ним делать!
- Я сам! Сам! Стукнулся о кремальеру. Стукнулся о кремальеру сам, – заученно повторял понравившееся слово Махоня. Приход замполита  поселил в нем надежду, что на этот раз все может обойтись и злой «бычек» не будет его душить.
Зам прошелся по каюте. Два шага туда, два сюда. Зам снял с полки Уставы ВС СССР. Задумчиво полистал.
- На. Учи. Вот эту главу – от сих, до сих. Выучишь – свободен. Я верю, что ты сам нечаянно зацепился ухом за железо. Ты хороший матрос. Хороший матрос обязан знать обязанности военнослужащего перед построением и в строю. Стой и учи.
- Ну что, погремим костями, - обернулся Волков к Федотову и вытащил из тумбочки резную коробку с нардами, - а ты, матрос, стой и учи, - повторил Волков медовым голосом.
- Товарищ капитан-лейтенант, ну Вы же знаете, что я не смогу выучить столько! – обреченно занудел Махоня.
- Я не понял, боец, что за разговорчики в строю? Сказано русским языком – выучишь – свободен.
Время для  Махони остановилось. Проклятые слова строились в шеренги уставных фраз, входили в мозг и выходили из него, даже не пытаясь там задержаться. Ноги затекли. Спина затекла. Шея устала держать стриженную голову. Офицеры играли в нарды. Офицеры о чем-то говорили, смеялись. Офицеры не замечали мук Махони. Строки Устава расплывались перед глазами и на мгновение ему показалось, что книга ожила и смотрит на него строго и укоризненно. Настойчиво захотелось справить малую нужду.
- Товарищ капитан-лейтенант, разрешите сходить в гальюн!
- Так. Выучил? Ну, докладывай.
- Ну… эта военнослужащий обязан перед построением эта проверить значит проверить исправность закрепленных за ним оружия и боеприпасов… эта шанцевого инструмента, аккуратно заправить обмундирование, знать свое место в строю и без суеты занять его… эта… забыл. Разрешите сходить в гальюн?
Волков встал. Кошкой медленно прошел вокруг матроса. Его голос стелился тихо и твердо. Голос взрывал мозг. Даже Федотов передернул плечами, так ему стало не по себе от ноток тихого голоса зама.
- Плохо. Очень плохо, товарищ матрос. Устав учить Вы не хотите, рассказать своему командиру, кто Вас бьет, Вы тоже не хотите, а в гальюн Вы хотите? А что еще Вы хотите? А если завтра война? Если враг нападет? Вы не желаете учить Устав! Эту Книгу, написанную кровью! Кровью твоих отцов и дедов, матрос! Твоих героических предков! А ты покрываешь тех, кто тебя бьет, тех кто подрывает боеготовность нашей команды. Боеготовность нашей Родины. Где твоя Родина, матрос? Таваксай? Этот портовый город, откуда уже не одно поколение славных моряков доблестно решает задачи по охране и обороне наших священных рубежей? Ты позоришь Таваксай?! Преподлейшим платишь за высокое доверие Родины? Ты как будешь смотреть в глаза своему отцу, матери,  братьям? Учи. Учи Устав, матрос. Не огорчай меня.
Зам приземлился за стол и бросил кости. Махоня стоял и смотрел на костяные кубики. В глазах его шла мучительная обработка информации.
- Так кто это тебе, говоришь так заехал? – буднично поинтересовался Волков.
И Махоню прорвало правдой-маткой…
На следующее утро в торпедном отсеке прочного корпуса Махоня подошел к своему командиру.
- Товарищ лейтенант. Пожалуйста. В следующий раз, если там чего, лучше Вы меня сами придушите. Хоть совсем задушите. Только больше не говорите товарищу капитан-лейтенанту.
Лейтенант Федотов понимающе кивнул в ответ.