Статья в тему. Написана вполне занимательно. Сам смотрел в новостях пикировки Путина и Туска... Вообще - история - это не наука а дышло...
Газета «Коммерсантъ» № 161 (4216) от 02.09.2009
Вчера председатель правительства России Владимир Путин прилетел в польский город Гданьск, где участвовал в мероприятиях, посвященных началу Второй мировой войны. А специальный корреспондент АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ убедился в том, что в единой Европе каждый вчера был сам за себя. И никто — с Россией. Встреча Владимира Путина и Дональда Туска началась с того, что премьер-министр Польши пригласил российского коллегу прогуляться по самому, как он потом выразился, длинному пирсу города Сопота.
Это был неожиданный подарок фотографам. Пока два премьера шли по длинному пирсу, Дональд Туск рассказывал такую же длинную историю своего рода, которая началась, как я понял, где-то на этом пирсе и рисковала тут же и закончиться, благодаря усилиям фотографов, потеснивших в конце концов господ Путина и Туска к самому краю пирса.
Господин Путин понимал, очевидно, чего от него ждут здесь все в этот день. То, что он произнес в начале встречи с польским коллегой в конгресс-центре Сопота, отличалось от того, что он написал накануне в своей статье в Gazeta Wyborcza.
— Что касается истории,— сказал господин Путин,— мне кажется, это дело, прежде всего, специалистов.
Таким образом, он сразу дал понять, что это не его дело и что от него никаких оценок, на которые тут, в Гданьске, совершенно ажиотажный спрос, ждать нет никакого смысла.
— И мы с вами только что говорили,— продолжил он, обернувшись к господину Туску, который, получалось, после этих слов делил ответственность с российским премьером за все, что тот теперь скажет,— что наша совместная комиссия в этом смысле работает неплохо (поляки, впрочем, так не считают.— А. К.). История сложна. Кто-то считает, что Вторая мировая война вообще началась в Абиссинии, кто-то считает, что в Испании, кто-то — что на Дальнем Востоке. (Польские журналисты недоуменно и даже с обидой переглядывались друг с другом. Им, видимо, не нравилась идея, что у них могут отнять священное право на тот факт, что Вторая мировая война началась все-таки с агрессии против их родной страны.— А. К.) Как ни странно, люди, которые так говорят, имеют на это право, потому что это убеждение связано с личной трагедией этих людей.
После этих слов и в самом деле было бы как-то странно, если бы поляки стали настаивать на том, что начало Второй мировой войны только их личная трагедия, а виной всему — пакт Молотова—Риббентропа, извинений за который поляки, несмотря ни на что, вчера так ждали от российского премьер-министра.
Тогда ведь Владимиру Путину надо было бы извиняться и за Абиссинию, и за Испанию, и тем более за Дальний Восток.
Переговоры один на один оказались между тем короткими, а переговоры в расширенном составе вообще были отменены. Этот случай можно было смело расценивать как беспрецедентный: переговоры в расширенном составе — обязательные условия таких встреч. Если даже и обсуждать на них особо нечего и если все и так ясно после переговоров один на один, встречу в расширенном составе проводят хотя бы формально, хотя бы несколько минут: она означает, что переговоры были системными и что их результаты нельзя недооценивать.
Сразу возникли слухи, почему так случилось. Магистральный слух состоял в том, что поляки слишком близко к сердцу приняли прошедшую в это же время пресс-конференцию Службы внешней разведки (СВР) в Москве. На ней был представлен новый архивный сборник, изданный этим ведомством и посвященный особой роли Польши во Второй мировой войне. Так, редактор сборника рассказал, что опубликованы документы о приезде Германа Геринга в Польшу и о его сепаратных переговорах — как насчет раздела Чехословакии, так и насчет расчленения и последующего уничтожения СССР.
Анонсирована развединформация о том, что в Париже действовала штаб-квартира группы "Прометей". Эта группа и занималась расчленением и уничтожением СССР, а руководилась из Польши.
Так или иначе, но переговоры в расширенном составе в положенное время не состоялись. При этом Дональд Туск и Владимир Путин в начале пресс-конференции демонстрировали полную уверенность не только в завтрашнем, но и в сегодняшнем, а главное — во вчерашнем дне. Господин Туск проинформировал, что переговоры прошли успешно и что будут созданы два российско-польских института — в Москве и Варшаве.
Эти институты займутся изучением Катынского и других дел, которые осложняли отношения Польши и России. Такое развитие событий вселяло в господина Туска большой оптимизм.
Владимир Путин начал с того, что в России всегда воспринимали поляков как братьев по оружию, боровшихся с нацизмом.
— Да,— сказал он,— мы должны разбираться в том, что привело к началу этой трагедии,— исключительно для того, чтобы она не повторилась и чтобы подняться над разными подходами и идти вперед.
Еще более мирно они обсудили (хотя более мирно что-нибудь обсудить было уже, кажется, нереально) газовые проблемы. Как известно, истекает контракт на поставку российского газа в Польшу. Господин Туск сказал, что никаких проблем в продлении контракта не видит и что новый, скорее всего, будет подписан ранней осенью, то есть буквально сейчас.
Господин Путин продолжил, что газовые проблемы носят "технический характер".
— Вопрос в том, что мы в свое время построили газотранспортную систему по территории Польши, и в межправительственном соглашении на эту тему записано, что собственность этой системы должна быть разделена 50 на 50. А там вдруг оказалось физическое лицо с польской стороны с 4%! — воскликнул господин Путин.— Хотя почти на 100% система была профинансирована "Газпромом"! Я не хочу никого обвинять, но надо посмотреть на это с точки зрения коррупционности, причем с двух сторон, потому что без согласия российской стороны это сделать было, видимо, нельзя.
После этого российский премьер в очередной раз заступился за "Северный поток" (Nord Stream), сказав, что "это же хорошая практика, когда мы хотим диверсифицировать потоки".
Дональд Туск на это — правда, уже с некоторым раздражением — сказал, что Польша, конечно, "не подозревает Россию в неприятных намерениях, но скептически относится к этому проекту, прежде всего с точки зрения экологии". Он добавил, впрочем, что у Польши есть идеи, как решить все эти проблемы. Очевидно, что для реализации этих идей придется включить Польшу в реализацию проекта.
Дональд Туск и Владимир Путин явно не хотели демонстрировать никаких разногласий, тем более непримиримых. Они хотели продемонстрировать по крайней мере терпимость к позициям друг друга.
Все рухнуло после вопроса польской тележурналистки о пресс-конференции СВР в Москве "О сотрудничестве поляков с нацистами". Вопрос о том, правда ли это и когда и как это можно будет проверить, был задан таким тоном, что раньше Владимир Путин, не колеблясь, отправил бы эту журналистку на обрезание.
Но вчера он сначала коротко пересказал тезисы своей статьи в Gazeta Wyborcza о том, что Вторая мировая война началась не с пакта Молотова—Риббентропа, а фактически гораздо раньше — с Мюнхенского сговора, например.
— После его подписания, через день,— сказал российский премьер,— через день! — польское правительство предъявило ультиматум Чехословакии, ввело свои войска вместе с нацистами не ее территорию и оккупировало две области Чехословакии.
Затем Владимир Путин говорил, что не хочет никого обвинять и что сказал это, чтобы дать понять: история не имеет одного цвета, и ошибок с обеих сторон было сделано множество.
— А если кто-то ставит цель выискивать изюминки из этой старой булки, а всю плесень оставлять другой стороне, то это бесперспективное дело.
Но все было кончено. Дональд Туск помрачнел. После упоминания о расчлененной Чехословакии он, видимо, решил, что пакт о взаимном ненападении на этой пресс-конференции денонсирован.
А Владимир Путин тем временем спохватился, что не все еще сказал, и добавил:
— Да, можно предположить, что письменных договоренностей между Польшей и Германией не было. Но если в один день польские, венгерские и немецкие войска вошли на территорию Чехословакии, значит, тут что-то было!
— Начало войны — это пакт Молотова—Риббентропа,— пожал тогда плечами господин Туск,— это не тезис, который должен вызывать удивление у российской стороны. Так или иначе, но Германия напала на Польшу, а через две недели войска сталинской России вошли на территорию Польши.
Тормозов у участников этой пресс-конференции больше не было.
— Расстрелянные польские бойцы — это тоже факты,— продолжал Дональд Туск,— и никто эти факты не может вычеркнуть! Каждый должен ответить своей совестью! Два страшнейших тоталитаризма договорились, а потом вершили судьбу других стран!
Он оговорился, впрочем, что Красная армия все-таки освободила Польшу, но оговорился цитатой одного из польских писателей: "Советские бойцы освободили нашу землю, но не смогли дать нам свободу, потому что сами не были свободны".
На этой пресс-конференции можно было ставить точку. Владимир Путин и Дональд Туск ее и поставили. Говорить и правда было больше не о чем.
Правда, на выходе из зала к господину Путину прорвалась грузинская журналистка с телеканала "Рустави-2". Ее не интересовал, впрочем, пересмотр итогов Второй мировой войны. Ее интересовал пересмотр итогов пятидневной войны 2008 года в Южной Осетии. Она крикнула Владимиру Путину, что до сих пор Южная Осетия и Абхазия находятся под российской оккупацией, что в Грузии стоят российские войска, и спросила, собирается ли Россия изменить свое мнение о независимости двух этих республик.
В плотном кольце журналистов Владимир Путин, казалось, с готовностью и удовольствием отвечал ей, что Абхазия и Южная Осетия считают это не оккупацией, а обретением независимости и что "если бы не необдуманные действия грузинской стороны, то ничего этого не произошло бы (то есть он причинил и без того бледной грузинской журналистке дополнительную боль.— А. К.)".
Еще одна журналистка успела крикнуть Владимиру Путину, зачем он поддерживает последнего диктатора Европы Александра Лукашенко.
— Я считаю этот вопрос некорректным, потому что господин Лукашенко выбран прямым тайным голосованием белорусского народа, и мы всегда имели дело с действующей властью и никогда не занимаемся поддержанием процессов, которые ведут к неконституционным процессам на территории той или иной страны, особенно на постсоветском пространстве.
Он заявил, что "демократии в наших странах являются слабыми, политическая система неустоявшейся, а правовой режим — достаточно неопределенным".
Никогда раньше, по-моему, Владимир Путин не позволял себе так беспощадно критиковать российскую демократию, ее политическую систему и ее правовой режим.
После ланча Владимир Путин встретился с украинским премьером Юлией Тимошенко, которая вышла к российскому премьеру в серой блузке с брошью со стразами, в такой же серой юбке с поясом, на котором тоже как влитые сидели стразы.
Вместе с ними вышли и помощники — Юрий Ушаков с российской стороны и Григорий Немыря с украинской.
— А мне с ним тоже поздороваться, что ли? — негромко спросил Владимир Путин у Юлии Тимошенко, когда она протянула российскому премьеру руку. Человека этого он видел впервые. Госпожа Тимошенко кивнула. Российский премьер пожал господину Немыре руку, но, судя по всему, без особого энтузиазма.
Ведь жизнь на Украине устроена так, что поздороваешься с незнакомым человеком за руку на людях, а потом окажешься втянутым, за эту же руку, в какой-нибудь непоправимый коррупционный скандал.
Юлия Тимошенко в начале переговоров заявила, что "Россия и Украина прикладывают много сил к тому, чтобы в мире был покой" (зимняя газовая война внесла в эти усилия, очевидно, неоценимый вклад: после нее всем в Европе стало ясно, что надо строить новые газопроводы, диверсифицировать поставки, чтобы обеспечить мир и стабильность во всем мире).
Между тем Юлия Тимошенко считает, что мир уже наступил (подробнее о новых газовых договоренностях между Россией и Украиной см. материал на этой странице).
— На наш взгляд,— сказала она, посмотрев на Владимира Путина,— уже можно говорить о том, что мы полностью убрали наши газовые проблемы.
Российский премьер кивнул. Войн ему на сегодня уже, видимо, хватило.
На самом деле все только начиналось. В Гданьске, на мемориальном комплексе Вестерплатте, на верфи, где 1 сентября 1939 года высадились немецкие войска, прошла церемония, посвященная 70-й годовщине начала Второй мировой войны.
Сюда приехали почти два десятка мировых лидеров, здесь были канцлер Германии Ангела Меркель, премьер-министр Италии Сильвио Берлускони, премьер-министр Нидерландов Ян Петер Балкененде, премьер-министр Албании Сали Бериша... Поставив к подножью комплекса синие чаши с горящими в них свечами, некоторые из европейских лидеров выступили с речами. Они произносили их на открытом воздухе, на сильном ветру. Ветер вырывал бумажки, лежащие перед ними, солнце слепило им глаза, они щурились и в конце концов начинали говорить без всяких бумажек. Что-то было в этом такое, от чего комок стоял в горле,— а вроде и ничего особенного: выступали один за другим, подводили итоги, строили планы на будущее.
Но бывает с тобой такое: смотришь на них и понимаешь, что ты имеешь дело с самой историей, которая делается на твоих глазах — ни больше ни меньше.
И вряд ли им было уместно именно здесь сводить не сведенные до сих пор счеты и расставлять недорасставленные акценты. Но это происходило вчера.
Президент Польши Лех Качиньский, признав, что оккупация Чехословакии — грех, сказал это, кажется, только для того, чтобы произнести:
— Но и победители тоже должны признаться в своих ошибках, это должно произойти на основе ценности истины!
И после этого он сосредоточился только на победителях. Лех Качиньский добавил, что настоящие христиане именно так и поступают и что это не унижает, а освобождает. Он говорил о Катынских расстрелах и спрашивал:
— Что это было? Может, это была месть русских за двадцатые годы?!
Он, очевидно, имел в виду кампанию против белополяков, когда они наголову разбили войска советского маршала Тухачевского.
Лех Качиньский заявил, что "пакт Молотова—Риббентропа не был честным" и что "каждая из сторон хотела обмануть друг друга, но обе просчитались".
— И было много жертв! — я бы написал, что он сказал это как-то даже почти торжествующе, если бы не был уверен, что человек в здравом смысле не мог произнести этого с таким выражением.
Лех Качиньский ни слова не сказал о жертвах Советского Союза при освобождении Польши от нацистов, да и про самих нацистов не произнес ни одного худого слова. Весь пафос этого выступления был посвящен пакту Молотова—Риббентропа, Катынскому делу и необходимости каяться за них.
Премьер Польши Дональд Туск, отдав все-таки должное подвигу советских солдат и повторив, что они, освободив Польшу от фашизма, не смогли сделать ее свободной, но в этом нет никакой их вины, потому что они сами не были свободными, а говорил о том, что в Европе сейчас "строится мир, где сильный никогда не скажет, что он прав", и в котором "нет права пренебрегать интересами слабого только потому, что он слаб".
Нельзя сказать, что при этом Дональд Туск отстаивал интересы сильного.
Канцлер Германии Ангела Меркель вышла к микрофону и долго перебирала в руках листочки, которые разложила перед собой. Она сильно волновалась. Миссия, которую она взяла на себя в этой церемонии, казалась мне заведомо невыполнимой.
— В этот день 70 лет назад началась самая трагическая глава в истории Европы,— произнесла она.— Была развязана самая страшная война в истории человечества.
Она не нашла в себе сил сказать, с кого началась эта трагическая глава и кто развязал эту страшную войну.
— Здесь я, как канцлер Германии, поминаю всех поляков,— говорила она.— Я помню о многих миллионах расстрелянных в этой войне людей, погибших от голода и холода... Словами я не могу передать страданий, которые принесла эта война.
Ангела Меркель не уточнила кому — немцам или остальным народам. Она имела в виду всех.
О том, кто освобождал Гданьск и Польшу, напомнил, по понятным причинам, Владимир Путин, который сказал, что только за освобождение Гданьска отдали свои жизни 53 тыс. советских солдат и офицеров, а вообще-то больше половины из 60 млн погибших во Второй мировой войне — граждане СССР.
— Наша страна признала свои ошибки,— заявил он.— Государственная дума России осудила пакт Молотова—Риббентропа. Мы вправе ожидать, что и другие страны признают свои ошибки на уровне политических решений.
Он несколько раз во время своей речи повторил: "Моя страна".
Здесь, на этой верфи, вчера, казалось, развернулась еще одна битва.
И каждый был здесь за свою страну.
